Право на неприкосновенность частной жизни закреплено во многих правовых традициях по всему миру. В Соединенных Штатах он защищен Четвертой поправкой; в Европейском союзе он подпадает под действие статьи 8 Европейской конвенции о правах человека. Хотя определения различаются в разных юрисдикциях, у большинства из нас есть право на разумное ожидание конфиденциальности нашей корреспонденции, в наших домах и о нас самих.
В 1970-х предприятия, семьи и отдельные лица начали генерировать данные, как никогда раньше, и степень, в которой они подпадали под существующие требования конфиденциальности, становилась все более неясной. Это распространение данных было впервые признано проблемой в конце 70-х годов, и в последующее десятилетие оно набирало обороты. В ответ на это ЕС в 1995 году представил свою Директиву о защите данных, гарантирующую определенные основные права в отношении обработки персональных данных.
В этом контексте важно понять, что директива ЕС оставляет пространство для государств-членов, чтобы определить, как она будет включена в национальное законодательство. Это рекомендация, а не постановление, которое юридически требует от членов обеспечивать соблюдение законов с установленной даты.
С 1995 года регулирование конфиденциальности в ЕС шло по проторенному пути. Начавшись как директива, она в конечном итоге превратилась в Общий регламент по защите данных (GDPR), который стал законным требованием в 2018 году.
Связанный: Криптовалютная структура Байдена — шаг в правильном направлении
GDPR стал эталоном для законодательства о конфиденциальности и повлиял на регулирование в других юрисдикциях, включая США. Это феномен, который Ану Брэдфорд назвал «Брюссельским эффектом», когда законодательство ЕС устанавливает глобальный нормативный стандарт. Мы видели, как это происходит в ряде областей, помимо конфиденциальности данных, таких как экологическое право и разжигание ненависти в Интернете, которые часто проникают в США через аналогичный механизм: «калифорнийский эффект», когда Калифорния устанавливает строгий стандарт, который позже широко принят в США.
И теперь есть еще одна отрасль, готовая пойти по этому проторенному пути — от директивы ЕС к регламенту ЕС и глобальному стандарту регулирования.
Случай с Tornado Cash, когда протокол, предназначенный для маскировки финансовых транзакций и повышения конфиденциальности, был закрыт регулирующими органами из-за его использования злоумышленниками, является примером того, почему регулирование так важно для децентрализованных финансов (DeFi). Инфраструктура должна быть построена в соответствии с нормативными требованиями.
Как и данные в 1980-х годах, распространение цифровых ценных бумаг и более широкого пространства DeFi неизбежно. Регулирование будет иметь важное значение для поддержки новаторов, продвижения инноваций и защиты инвесторов, не говоря уже о широкомасштабном внедрении торговли цифровыми ценными бумагами во всем мире.
В США цифровые ценные бумаги попадают в серое пространство регулирования, и ни Комиссия по ценным бумагам и биржам, ни Комиссия по фьючерсной торговле сырьевыми товарами не желают поднять голову над парапетом и взять на себя ответственность за них.
В Калифорнии регулирование цифровых активов является постоянным предметом обсуждения, и ожидается, что Сенат будет настаивать на внесении поправки в Финансовый кодекс Калифорнии, включающей цифровые активы: Закон о цифровых финансовых активах. В случае принятия он вступит в силу с 2025 года.
Напротив, регулирующие органы ЕС быстрее справились с DeFi. Немецкий регулятор, в частности Федеральное управление финансового надзора, или BaFin, приложил немало усилий для поощрения инноваций и предлагает план регулирования DeFi в других местах. Поправка 2020 года к Закону о банковской деятельности Германии поставила криптоактивы наравне с традиционными ценными бумагами.
Связанный: анемичная криптографическая структура Байдена не предложила ничего нового
В Брюсселе регулирование также набирает обороты. Рынки крипто-активов ЕС (MiCA) вступают в силу в четвертом квартале этого года и открывают 18-месячный переходный период для государств-членов. Между тем, недавно опубликованный Обзор европейской финансовой стабильности и интеграции за 2022 год продемонстрировал похвальное понимание сектора. Он выступал за переосмысление существующего подхода к регулированию, сосредоточив регулирование на деятельности, а не на организации.
Пока еще рано говорить о DeFi. Однако регулирование цифровых ценных бумаг в ЕС вполне может пойти по пути, аналогичному тому, который привел к GDPR. В этом году Брюссель опубликовал заключение о регулировании на основе деятельности, которое, возможно, в конечном итоге будет включено в Директиву о рынках финансовых институтов. (Директива, как вы помните, является руководящей рекомендацией для государств-членов.) Оттуда она может стать регулированием как часть MiCAR.
Имея реальный пример регулирования DeFi, на который можно опереться, и децентрализованные финансы, становящиеся технологическим уровнем, на котором в конечном итоге будет двигаться весь финансовый рынок, другие регуляторы последуют этому примеру. Действительно, такие юрисдикции, как Израиль, сделали это привычкой. Вопрос в том, на что больше всего повлияют США: «Эффект Брюсселя» или «Эффект Калифорнии».
Филипп Пипер является соучредителем Swarm, регулируемой платформы DeFi в Германии.
Эта статья предназначена для общих информационных целей и не предназначена и не должна восприниматься как юридическая или инвестиционная консультация. Взгляды, мысли и мнения, выраженные здесь, принадлежат только автору и не обязательно отражают или представляют взгляды и мнения .
Источник: Сointеlеgrаph
